С ЖЕНЬКОЙ Утаиным, а проще, Жэком, я дружу давно – со школьной скамьи. Только мне самому до сих пор не понятно, что нас объединяет. Я – домосед. Он – непоседа. Семьей и то не обзавелся. И продолжает откладывать это святое дело на потом Я, окончив школу, остался в родном Мариинске. Жэка, окончив политехнический, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую и на протяжении десятилетия бьется над созданием левитотрона, в простонародном выражении – машины времени. Идея создания левитотрона пришла к нему еще в девятом классе, а зародил ее в Жэкиной душе мой дядя – Петр Филиппович, рассказавший нам как-то одну старинную историю, почти легенду. Неразговорчивый по натуре, Петр Филиппович становился словоохотливым в пике кризиса своей единственной болезни, называемой его женой «рыболовным синдромом». В конце мая, прихватив снасти, мы втроем улизнули на Баимский пруд, где не дают скучать несовершеннолетние карасишки. Клев был отменный и, будучи на вершине блаженства, снимая с крючка очередного карасика, дядя Петя начал свой рассказ: -Давно это было; да и за точность повествования не ручаюсь. Я слышал от своего отца, а тот, в свою очередь, от своего. Неправдоподобная на первый взгляд история, скажу я вам. Поправив сбитого червя на крючке и закинув снасть в воду, продолжил: -В конце 19-го столетия твои, Женя, и наши с Колей предки проживали в глухой деревушке Мариинского уезда на берегу речушек Белой и Бобровки. И название ее от речушек пошло – Белобобровка. Сейчас ее уже нет. Жители рассыпались кто куда: одних войны прибрали, другие в город на заработки или к родственникам подались, часть семей в соседнее село Прокопьево переселилась, остальные последний приют на родном погосте нашли. Теперь и редкий охотник может отыскать то место, где покоятся в земле останки наших предков. Лишь шумит над их могилами величавая тайга. Прервав на этом свой рассказ, дядя в течение нескольких минут немигающим взглядом смотрел на сигнализирующий о поклевке поплавок удочки, думая о чем-то своем. Первым затянувшейся паузы не выдержал Жэка: -Петр Филиппович, клюет! – хотя, по-моему, крикнуть он хотел явно другое и с нетерпением ждал продолжения истории, тем более что на поплавок своего удилища Жэка не глядел давно и он, бедный, уже еле подрагивал, забившись в прибрежную траву. Извинившись за невольную паузу и бросив в садок карасишку, дядя плавно пустился вглубь легенды: -Так вот, батеньки вы мои, старики поговаривали, что как-то под святки молодежь в гадание ударилась, а от них и им, старым, покоя не было. Зимние дни коротки, и точно потом никто припомнить не мог: то ли вечер был поздний, то ли ночь ранняя, как вдруг округа наполнилась ярким матовым светом. Все, кто не спал, высыпали на улицу, где невесть что предстало их взору: невдалеке за околицей был виден огромный, яркий, полупрозрачный, желеобразный шар с размытыми внутри очертаниями и который, казалось, дышал. Набожные старики и старухи упали на колени и, крестясь, отбивали поклоны. Молодежь, очарованная видением, забыла обо всем на свете. Собаки, поджав хвосты, забились в свои конуры. Видение закончилось довольно скоро. Вначале шар затуманился, стал тускнеть, пока, наконец, не исчез совсем. Враз навалившаяся темнота давила на психику, кажется, собаки всей округи подняли невообразимый запоздалый лай. Парни и девчата, перебивая друг друга, строили различные версии происшедшего, но в итоге все сводилось или к пришествию ангелов, или козням дьявола. Словно испытывая наше терпение, дядя Петя, не спеша, набрав в ближайшем колке валежника, развел костерок, заварил чай и только после того, как разлил его по кружкам, а мы, обжигаясь, приступили к чаепитию, он удовлетворил наше нетерпение: -Вполне вероятно и стерся бы в людской памяти тот необычный случай, не объявись на следующий день у молодой вдовы Дарьи Быковой, кстати, у твоей прабабушки, Женя, статный, молодой мужик, одетый явно не по сезону. Вместо полушубка и валенок его тело облегал блестящий комбинезон со множеством застежек и кнопочек. Что-то в его облике выдавало далеко не местного жителя, и с чьей-то легкой руки пристало к нему соответствующее прозвище Заморский. И в довершение ко всему вездесущие пацаны обнаружили, что старая лиственница, рядом с которой накануне вспыхнул шар, и которая не распускалась с незапамятных времен, вдруг за одну ночь выпустила иглы-листочки и в самый разгар зимы как бы примеряла светло-зеленый парик. Так и жили Заморский с Дарьей вплоть до двенадцатого года, а попав в рекруты, ушел он на Германскую, оставив Дарью с сыном-подростком. Уходя, сказал жене: «Жди и не верь в мою смерть, из чьих бы уст она не исходила. Я приду за тобой, пусть не скоро, но приду». Дальнейший ход жизни Заморский предвидел точно, и скажу больше – он обо всем знал наперед. Четверть века не было от него никаких вестей. Была похоронка и были свидетели его гибели на фронте, однако Дарья твердо верила, что муж жив. Самое удивительное в той истории, что Дарья с момента расставания с мужем как бы остановилась на своем тридцатипятилетнем возрасте, не старея и не болея. Такой и осталась она в памяти односельчан. В декабре 1937-го года Дарья из деревни исчезла. Говорили, что накануне ночью вновь появлялся на прежнем месте яркий матовый шар, но так было или иначе – никто толком не знает, только лиственница наутро вновь стояла в светло-зеленом парике. Вот такие дела, батеньки вы мои, - закончил рассказ Петр Филиппович и стал сматывать снасти. Мы долго сидели молча, переваривая услышанное. Первым молчание вновь нарушил Жэка: -Чтобы, по-вашему, это могло быть? -А сам ты как думаешь? -Инопланетный корабль? -Пожалуй, нет. -Мистификация, - вмешался в разговор я. -И не мистификация,- дядя взъерошил мне волосы. – Машина потомков. -Потомков? – почти в унисон переспросили мы. -Да. Машина времени. Только пока это лишь моя точка зрения, и одному Господу ведомо, узнаю ли на нее ответ. – Петр Филиппович, закинув на плечи удилища, пошел в сторону дома.
*** Жэка свалился как снег на голову. Красный от мороза, он буквально ворвался в мою квартиру, сгреб своими ручищами всю мою малогабаритную семью и, раскатисто смеясь, закружил всех по воздуху и, даже не дав как следует опомниться, заставил меня сбегать на работу и взять на десять дней отпуск без содержания. Утром следующего дня мы с ним были заброшены вертолетом на место бывшей Белобобровки. -Прошу в нашу землянку, - и Жэка широким жестом пригласил войти. Землянкой оказался подземный бункер с автономным жизнеобеспечением и площадью более двухсот квадратных метров, плотно заставленных научными приборами, при виде которых у меня в первый момент захватило дух. Жэка, увидев изумление, непередаваемо отразившееся на моем лице, рассмеялся и пояснил, что «землянка» - детище Петра Филипповича и его – Жэки. Петр Филиппович давно на пенсии, но систематически следит за опытами на станции «Маяк №1», как Жэка впервые назвал место нашего здесь обитания. По словам Жэки, дядя тоже собирался приехать на проверку новой гипотезы, но болезнь заставила его задержаться дома. Из всей его гипотезы, обильно пересыпаемой в сущности непереводимыми на нормальный общечеловеческий язык терминами, до меня дошло одно: одиноко стоящая лиственница оказывается вовсе и не дерево, а маяк, к которому пришвартовывается неопознанный летающий объект. -Маяк, - продолжал рассказывать Жэка, - имеет потайную дверцу, обнаруженную учеными еще задолго до того, как построили станцию наблюдения. За дверцей скрыт пульт управления с пестрящими неподдающимися дешифровке символами. Среди множества тумблеров и кнопок с индексами расположено углубление округлой формы. По нашей гипотезе это не что иное, как скважина для ключа, который следует искать здесь, на «Маяке».
***
Прошло восемь дней, как мы находимся на станции, которые никаких результатов, с моей точки зрения, не принесли. Я занимаюсь тем, что совершаю ежедневные лыжные прогулки по зимнему лесу, а остальное время подменяю Жэку у радиотелефона, принимаю для него сообщения и жду звонка дяди. Слава Богу, сегодня у меня последний день дежурства на станции, завтра прилетит сменщик – настоящий научный сотрудник. …Что-то сегодня Жэка дольше обычного задерживается у «Маяка». Темнеет. «Пора сообразить вечерний чай», - подумал я, и в сей миг, в открывшуюся дверь, ввалился Евгений: -Нашел. Можешь поздравить. Разрешаю. -С чем, если не секрет? – включая печь, съехидничал я. Жэка делает вид, что не обращает внимания на мою ироничную ухмылку: -Нашел, понимаешь, нашел! – и протянул ладонь с лежащим на ней овальным отполированным предметом. – Я опробовал. Это он – ключ. При занятии своего положения в скважине загораются знаки кода. Ник, я знаю, как вызвать НЕЧТО. Бери журнал и записывай все, что будешь видеть, - и торопливо ушел в ночь. Я пододвинул к себе журнал и приник к окулярам стереотрубы. Вот Жэка у «Маяка». Манипулирует у пульта. Ждет…Ждет…Мать честная!....Окрестность заполнилась бледным светом. Свет становится ярче и ярче….Больно глазам… Появился огромный светло-матовый шар, внутри которого просматриваются слабые, размытые очертания строений, а под «Маяком» что-то похожее на скамью. Жэка входит в шар, садится на скамью, набирает на пульте код. Белесая дымка заполнила шар и он начинает тускнеть…. тускнеть… Все. Темнота. Зуммер радиотелефона вернул меня к действительности и я услышал слегка искаженный голос Жэки: -Ник, передай дяде: гипотеза подтвердилась. Машина времени потомков существует. Прощай! Утром приехавший сменить меня научный сотрудник любовался светло-зеленым париком старой лиственницы…
