Продолжение 1. РЕПОРТАЖ ИЗ ОККУПАЦИОННОГО НАЦИСТСКОГО АДА.
Как я увидел необыкновенный автомат у немца. Однажды к калитке нашего дома подошёл немецкий солдат огромного роста с не-обыкновенным автоматом. К тому времени мы (мальчишки) хорошо уже знали, как выглядел немецкий автомат, немецкий карабин, какие были пистолеты у немецких офицеров. У немецкого автомата был рожковый магазин и размер меньше, чем тот автомат, который держал в руках немец-богатырь. А я увидел автомат гораздо длиннее, чем советский автомат ППШ, больше, чем немецкий автомат, и впервые увидел у автомата огромный круглый магазин, вероятно с большим количеством патронов. Я спросил его по-польски: «Что это за автомат?» И он сказал мне по-польски, что этот автомат стреляет патронами от карабина, и в таком круглом магазине очень много патронов, гораздо больше, чем у немецкого автомата в рожковом магазине. Режим устрашения населения. Справка: Из обращения к пастве священника автокефальной церкви Ковеля в мае 1942г. с проповедью: «Я умоляю Вас: не давайте ни куска хлеба еврею! Не давайте ему ни капли воды! Не давайте ему крова! Всякий, кто знает, что где-то пря-чется еврей, обязан найти его и сдать немцам. От евреев не должно остаться никаких следов. Мы должны стереть их с лица земли. Только когда исчезнет последний еврей, мы победим в войне!» Все жители Станислава знали, что если в доме будет обнаружен спрятавшийся еврей, то вся семья будет расстреляна. Жалости не жди. Оккупанты не знали, что такое жалость. Вместе с евреями расстреливали много цыган. Поэтому всё население страшно боялось нарушить требования фашистского режима. Да и местные полицаи помогали германской администрации управляться с местным населением не менее жестокими способами. Они доносили немцам о нарушениях оккупационного режима населением немецкой администрации. Их очень боялось местное население. Они хорошо знали местное население, и способствовали выполнению приказов немецкой администрации. Справка: После ухода немцев некоторые полицаи ушли вместе с немецкими войсками. Некоторые ушли в Польшу. А некоторые ушли в леса Карпат, насе-ление называло их бандеровцами. И с ними после оккупации уже вела борьбу советская власть, как с пособниками фашистского режима.
Кроме кладбища для расстрелов были и другие места уничтожения людей.
Немцы собрали население около театра в центре города. В самом театре шло заседание немецкого суда над людьми, которые « нанесли вред немецкой армии». На улице через радио можно было слушать на украинском языке заседание немецкого суда. Было вкопано 9 столбов под стенами синагоги недалеко от театра. К ним привязали 9 осуждённых пленных мужчин, и по радио на украинском языке объявляли, что эти люди нанесли вред немецкой армии, это партизаны и подлежат расстрелу. Я рассматривал этих привязанных мужчин. Один мужчина, привязанный к столбу, кричал, проклиная немецкую власть, и грозил смертью немецкому режиму. И я не верил, что сейчас их на моих глазах убьют. Раздались первые выстрелы, и я убежал от ужаса, мне было очень страшно. Я видел однажды, как около пассажа в центре города шёл человек, пожилой еврей. И местные полицаи в гражданской форме (они ещё не получили полицейскую форму) стреляли в него и убивали. И я в ужасе убежал. Были места, где стояли виселицы. Был сад с липами, акациями, дубами, ёлками (недалеко от центрального рынка), в котором вешали людей, там однажды повесили человек восемь. Для устрашения населения трупы висели по несколько дней. Еврейское гетто и Юденрат. Справка: В 1941г. в Станиславе было создано еврейское гетто, в котором прожи-вало 40000 евреев.
Немцы отделили часть города, огородили деревянным забором, загнали туда всех евреев. Вокруг стояла военизированная немецкая охрана. Это называлось еврейское гетто. Там люди умирали от болезней и от голода. Оттуда вывозили на длинной широкой телеге замёрзшие трупы истощённых умерших людей. Трупы накладывали как дрова большими кучами, ничем не закрывали телеги и увозили на еврейское кладбище. Возница шёл рядом с телегой. У трупов закостеневшие ноги и руки торчали в разные стороны. Огромные кучи трупов не рассыпались, хотя и были высокими потому, что они зацеплялись друг за другом окостеневшими конечностями. Раньше на таких телегах возили мешки с мукой на хлебозавод. А теперь такие телеги с трупами евреев обычно выезжали из гетто к обеду, увозили ежедневно на кладбище одну, а иногда две телеги. Был создан немецким командованием «Юденрат» (управление евреев). Каждое утро около 40 человек бригада евреев из гетто шла на кладбище копать новые могилы, и после проведённого расстрела заниматься захоронениями только что расстрелянных. Но расстрелы проводили прямо и на территории гетто. Однажды я шёл в центр города мимо гетто. И увидел за забором много людей: немецких солдат и евреев. От забора они были на расстоянии приблизительно 700 метров. Мне хорошо было видно всё, что там происходило. Там была выкопана большая могила, немецкие солдаты подводили людей к могиле и расстреливали и убитые падали в могилу. Но стоять и наблюдать запрещалось. Если немецкие солдаты заметят наблюдающих, то они имели право сразу их расстреливать. Поэтому я быстро прошёл мимо. Как очищали город от калек, нищих и убогих людей. Мы по религиозным праздникам обязательно ходили в церковь. Мы пришли в церковь в какой-то религиозный праздник. Около церкви, как обычно, собралось много нищих, инвалидов, больных людей, которые просили милостыню у прихожан. Время было тяжелое, голодное. Люди протягивали руки, чтобы им дали хотя бы кусочек хлеба или что-нибудь покушать. Прихожане об этом знали и иногда, идя в церковь, брали с собой что-нибудь для нищих и там подавали им милостыню. И вдруг подъехали 2 немецких грузовых автомашины с отрядом немецких солдат. И всех, просящих милостыню (инвалидов, калек, нищих, других убогих несчастных людей) погрузили в грузовые машины, увезли на еврейское кладбище и там расстреляли. Немецкое командование так наводило порядок и чистоту в городе. После этого люди боялись просить милостыню у входа в церковь. Оккупационный нацистский режим любил не только чистую одежду с расстрелянных людей, но и любил, чтобы город был чистым от калек и убогих больных несчастных людей. Везде должна была быть чистота и порядок. Сборные пункты.
Справка: За годы оккупации на Украине нацисты вместе с оуновцами уни-чтожили 5 миллионов 300 тысяч человек, 2 миллиона 300 тысяч ра-ботоспособных украинцев и украи-нок угнали на каторжные работы в Германию. В Станиславе были 2 сборных пункта, на которых собирали население. Один сборный пункт был для тех, кого направляли для службы в немецкую армию. Он находился около главных солдатских казарм недалеко от аэропорта. Люди не хотели служить в немецкой армии, часто разбегались, а потом прятались в лесах и по деревням, чтобы их не нашли. В другом конце города (ближе к железной дороге) был сборный пункт для людей, которых направляли на работу в Германию. Однажды я был около этого пункта и видел там человек 200. Все они были молодыми, по возрасту в среднем до 30 лет. Потом их грузили в вагоны и увозили в Германию. Немецкие карательные отряды. Я трижды видел, как формировались карательные немецкие отряды для уничтожения партизан в лесах Прикарпатья и террора в населённых пунктах Западной Украины. Они состояли из вооружённых солдат, которые имели карабины, автоматы, пистолеты, гранаты, холодное оружие (специальные ножи прикреплялись на поясном ремне). Входило в отряд много откормленных и дрессированных собак овчарок. Рассаживались они по 12 человек в 3-4 грузовые машины. Следом за машинами следовали 3-4 мотоцикла с люльками. Также вооруженные мотоциклисты по 3 че-ловека на мотоцикле. Часто мотоциклы были дополнительно вооружены пулемётами. Везде люди, трясущиеся от страха, трупы и земля в крови. Однажды дедушка пошёл в сарай дать корове сена, а там спрятались трое испуганных евреев мужчин. Они сказали, что не бойтесь нас, мы к вечеру уйдём. Он их не выдал и ночью они ушли. Обнаружили однажды голую убитую молодую красивую еврейку, уже мёртвую за сараем в нашем огороде. Нам было её очень жалко. Этот труп забрали евреи, которые занимались захоронениями на кладбище. Трупы можно было встретить в любом месте. При сопровождении немецкими сол-датами на расстрел на кладбище некоторые люди от отчаяния кидались бежать, но автоматчики в них стреляли, и, или сразу убивали, или ранили. Поэтому вдоль дороги, по которой гнали людей на расстрел, земля и трава часто была в большом количестве крови. Раненые и убитые истекали кровью, поливая ею обильно землю и траву. А убежавшие раненные куда-то могли ещё спрятаться, но потом всё равно где-то умирали от огнестрельных ран. Поэтому трупы мы могли увидеть в любом месте: в огородах, в сараях, в лесу, очень много в реке, потому что трупы разбухали и всплывали в воде. Мы, мальчишки, ходили в лес через кладбище и видели на кладбище после расстрелов, что валялось много бумажных советских денег, но советские деньги не были никому нужны. Население пользовалось польскими злотыми. Но мы никогда ничего не брали на кладбище, так как родители запрещали нам это делать, и нас сразу могли расстрелять немецкие военные. Так как могилы заполнялись трупами с верхом (выше краёв могилы), а сверху трупы засыпались землёй, то за 1941 -1943г. на еврейском кладбище образовалось много огромных холмов над большими могилами. Если раньше территория кладбища была ровная и ухоженная, то теперь она была вся в холмах, высотой 1,5 -2 метра. Однажды мы (несколько мальчишек) ходили в лес за грибами. Возвращаясь обратно, мы увидели жуткую картину: поле с посевами пшеницы всё было вытоптано, вся земля, и затоптанная пшеница были залиты кровью. Всё поле было в крови. Такого количества человеческой крови я больше не видел никогда. Когда мы пришли домой наша мама и все родственники были в ужасе и были рады, что нас (детей) не было дома, и мы не видели всего кошмара, который произошёл. Оказывается, дело было так: везли на очередной расстрел машинами людей, а они выскочили из машин и стали разбегаться. Их всех автоматчики перестреляли, трупами было усеяно всё поле. Потом трупы сбросили в грузовые машины и увезли на кладбище. А море крови на поле осталось! Мальчишеские исследования. Это было летом. Нас трое мальчишек ходили на речку купаться. Возвращаясь обратно, проходили через кладбище, подошли к свежей могиле (это значит, что только что расстреляли), решили откопать и посмотреть, свежие ли трупы и кого там расстреляли. Лопат там было много. Все трое взяли лопаты в руки и начали раскапывать. Над трупами был слой земли 30-40 см. Мы увидели белое свежее голое человече6ское тело. Испугались. Быстро засыпали труп, бросили лопаты и выбежали на кладбищенскую дорогу (которая шла через кладбище). И тут нас встретила немецкая легковая чёрная машина. Три эсэсовца офицера вышли из машины, остановили нас. А мы сильно перепугались и тряслись от страха. Мы подумали, что они видели, как мы раскапывали могилу. А они по-польски стали нас спрашивать: «Кто забрал имущество с кладбища (дрова для сжигания трупов)?» Для сжигания трупов возили на кладбище специально заготовленные большие дрова. Дрова (около 400 кубометров) в этот раз увёз кожзавод. Все об этом знали и мы рассказали, что увёз дрова кожзавод. Они нас отпустили и мы убежали. Если бы нас застали минутой раньше на раскапывании трупа, нас бы убили сразу. Таков был порядок. Но мы чудом спаслись. Зато страх и ужас мы перетерпели огромный. Мальчишеские наблюдения. По дороге в школу я проходил мимо здания, в котором ранее жили монахини. Они были стройными, красивыми и носили интересную чёрную форму с белыми воротниками. Но немцы их выгнали из этого здания, а туда стали привозить раненных немецких военнослужащих. Я часто останавливался и смотрел, как разгружались санитарные машины с ранеными. Их выносили на носилках из машин, и вид их был ужасен. В основном это были раненные в чёрной форме. Такую форму носили немецкие танкисты. Почти все они имели обгоревший вид, часто выглядели как обугленные деревяшки. То, что находилось на носилках, представляло месиво из чёрных немецких форм, крови, горелого мяса, сажи и угля. Иногда невозможно было в этом ужасном виде раненного на носилках рассмотреть человека. Иногда расстреливали людей понемногу. Однажды мы купались и находились на другом берегу реки напротив кладбища. И увидели, как чёрная легковая немецкая машина с гестаповцами (мы их видели в машине) проехала на кладбище. За синагогой машина остановилась, и нам не было видно, что там происходило. Но через некоторое время раздались четыре выстрела из пистолета. Потом появились клубы чёрного дыма, и горело сильно и долго. Распространялся чёрный дым с неприятным отвратительным запахом горелого мяса. Машина стояла до тех пор, пока не кончило гореть. Затем машина с гестаповцами уехала. Мы (нас было трое мальчиков) побежали по берегу и через мост на кладбище к си-нагоге. И увидели там обгорелую кирпичную стену синагоги и какие-то обгорелые останки от человека у стены. Нам было всё понятно: привезли человека, расстреляли его у стены синагоги, облили труп бензином и подожгли. Бензина не пожалели. От трупа осталась небольшая кучка перегоревших человеческих останков.
Сжигание трупов. Справка: Немецкое командование Станисла-ва доложило германскому коман-дованию, что к 23 февраля 1943г. город очищен от евреев.
Расстрелы 1941-1942-1943 годов сопровождались закапыванием трупов и созданием огромных могил. А в 1943 году началось сжигание ранее расстрелянных трупов. Одновременно с сжиганием трупов почти ежедневно проводились расстрелы людей на кладбище (выстрелы с кладбища были слышны практически ежедневно). Для сжигания трупов была создана команда из арестантов, человек 40-60. Они жили в синагоге на еврейском кладбище. Синагогу обнесли тремя рядами колючей проволоки высотой метров 6. Территория ночью освещалась, вокруг была постоянная круглосуточная немецкая охрана. Эти люди были закованы в кандалы, сбежать они не могли, так как ноги были скреплены кандалами. На еврейском кладбище начали гореть огромные костры. Туда привозили для сжигания трупов большие дрова - толстые, длинные (более метра). Откопанные трупы перекладывались дровами, на ночь эти горы из дров и трупов поджигались. Пламя от костров было огромным, ночью над кладбищем постоянно было гигантское зарево, которое было видно из центра города и дальше (на расстоянии многих километров). Эти костры горели 1943-1944 годы до ухода немцев. Затем золу просеивали, выбирали из просеянного золото, чаще всего от зубных протезов и если попадалось и другое золото, его сдавали главному начальнику над сжиганием трупов гестаповскому офицеру, который жил в доме на улице Семирадского. Просеянную золу ссыпали в специальные плотные серые мешки и отправляли в вагонах в Германию (говорили, что для удобрения земли). Так было раскопано и сожжено много трупов из девяти или десяти огромных могил, а одну большую могилу не успели ликвидировать. Потому что немцы сбежали из города Станислава. Так ликвидировались высокие холмы над огромными сверх-переполненными трупами могилами, а освободившуюся землю им приказывали разравнивать, чтобы территория кладбища была ровной. Как-будто там раньше и ничего не было. Так я оказался свидетелем того, как уничтожались следы жутких преступлений оккупационного фашистского режима. Было всем ясно, что немцы уничтожали могилы, чтобы скрыть свои преступления против человечества. Перед тем, как летом 1944г. уйти из Станислава, немцы расстреляли всех закованных в кандалы людей, которые сжигали трупы и разравнивали землю на кладбище. Их уничтожили как свидетелей и как непосредственных исполнителей сжигания десятков тысяч трупов людей, расстрелянных на еврейском кладбище. Сняли кандалы с трупов. Трупы побросали в отдельную могилу, присыпали землёй, а кандалы сложили кучей у синагоги, в которой жили рабы-кандальники. Внутри кирпичную синагогу подожгли и там сгорели все нары, на которых спали рабы-кандальники. После пожара мы заходили внутрь синагоги, там было всё чёрное, от огня штукатурка отпадала, и были куски недогоревших деревянных нар. Мы (мальчишки) исследовали оставшиеся от расстрелянных кандалы. Какие они были тяжёлыми!! Они состояли из широких (12-15 сантиметров) металлических обручей с дырками для замков. Эти обручи одевались на нижние отделы голеней и закрывались на замок, а между ними была цепь длиной до около 50-70 сантиметров. Звенья цепи были сделаны из десятимиллиметрового прута из очень прочного металла. Это страшное орудие для человека нас поразило. Кому ещё удалось увидеть этот ужас, тот никогда его не забудет. Вывезенный клад из сгоревшей внутри синагоги. Дней за 10 до ухода немцев из города мы купались в реке на противоположном берегу от кладбища. Нам оттуда всегда хорошо было видно кладбище и синагогу. Мы увидели, что на кладбище заехала немецкая чёрная красивая легковая машина. Она остановилась около синагоги и из неё вышли три немца в гражданских чёрных ко-стюмах. Они зашли в сгоревшую внутри синагогу. Через некоторое время они вы-тащили какой-то ящик, и погрузили его в машину, и уехали. Мы сразу побежали через мост в синагогу. Мы обнаружили в сгоревшей внутри синагоге в центре в полу свежую вскрытую яму, глубиной и шириной около 70см. Там видно стоял какой-то ящик. Следы вскрытия пола и вытаскивания ящика были свежими. Вероятно, это был какой-то клад кем-то спрятанный (возможно рабами-кандальниками, которые надеялись выжить) и увезённый немцами. Там могло быть только золото, припрятанное рабами-кандальниками (так мы, мальчишки, предположили). Для нацистов самым дорогим из того, что было на кладбище, было золото, добытое из золы сожженных трупов. Кто был в могиле? Иногда могилы не успевали засыпать сразу и мы (мальчишки) бегали смотреть, кто лежит в могиле. В Карпатах живёт украинское население, которое называются гу-цулами. Они носили национальную одежду: безрукавки (камизельки), у мужчин были вышитые белые рубашки, чёрные шляпы, а у женщин были красивые юбки и обязательно красивые вышитые фартучки. Но у них было плохо с обувью. Она стоила очень дорого, и гуцулы носили в основном лапти (и женщины, и мужчины). Если гуцулы приходили в наш город, мы их сразу узнавали по внешнему виду, что это люди из Карпат (украинские горцы). Если в могилу на трупы было сброшено много пар лаптей, мы понимали, что рас-стреливали гуцулов. Одежду расстрелянных увозили на грузовых машинах, а лапти никому не были нужны, поэтому их бросали с трупами в могилу.
О красивой девушке полячке – моей соседке. Это была очень красивая 18 лет девушка, и мы с ней по-соседски всегда разгова-ривали и знали друг друга. А когда пришли немцы, её заприметил гестаповец офицер, который был начальником над кладбищем и жил на улице Семирадского. И каждый вечер гестаповская машина приезжала за ней и увозила её в дом, где жил этот офицер. И мне довелось с ней разговаривать. И она рассказала мне о том, что дома у этого офицера стоят небольшие ящички, но их было много. И ей было интересно узнать, что в этих ящиках. Они стояли на столе и были открыты. Она видела, что в ящичках находится много золотых изделий, особенно много зубных протезов, и другая разная золотая всячина. После ухода немцев она уехала в Польшу. Как нас выселяли из своего дома. Нас выгнали из дома, мы вселились в пустующий дом у железной дороги. Также все дома и на улице Семирадского были освобождены от жильцов. При входе на улицу Семирадского поставили шлагбаум. Там стояла охрана (постовой) и местному населению не разрешалось заходить на эту улицу (это было в течение месяцев восьми до ухода немцев). В дальнейшем на этой улице жили только немцы. В нашем доме тоже жили немецкие офицеры. Они построили для себя в нашем доме бомбоубежище. Выкопано в земле углубление типа погреба, стены и потолок были отделаны круглым лесом, а потом обшиты досками. Сверху была насыпана земля. Сверху земли было прикрытие из мраморных и других каменных толстых плит (штук 15), которые немецкие солдаты привезли с еврейского кладбища с могил. Получилось великолепное убежище от взрывов. А они были не редки. Однажды немецкий самолёт перед посадкой недалеко от нашего дома сбросил бомбу. Был такой взрыв, что дом весь затрясло и вылетели стёкла из окон. Ночью прилетали советские самолёты и бомбили немецкие военные объекты, чаще всего аэродром. Советские самолёты («кукурузники») часто использовали специальные осветительные свечи, они сбрасывались на парашюте. Свечи горели и ночью освещали местность и объекты, на которые нужно было сбрасывать бомбы. Рассказывали, что с кукурузников бомбы надо было сбрасывать вручную. Иногда «кукурузники» (местное население их часто называли «ночные визитёры»), отбомбив, улетали в сторону лесов предгорий Карпат и там делали посадку. Первые советские самолёты в начале войны были фанерными, не бронированные. Их немцы легко сбивали из автоматов и карабинов. Местное население говорило о том, что пилотами на кукурузниках часто были женщины. В парк Шевченко однажды упали 4 советских самолёта, которые были сбиты немцами. И я бегал туда, чтобы посмотреть эти самолёты. Они были слабее немецких самолётов, сделаны из фанеры. И меня это очень огорчило, мне хотелось, чтобы советские самолёты были сильнее немецких. Но позднее в Красной Армии появились истребители и бомбардировщики очень сильные, бронированные. Их из автомата или из карабина уже нельзя было сбить. И я этим в душе гордился. В 1941-42-43г.г. на территорию Советского Союза на Восточный фронт над Станиславом пролетало огромное количество немецких самолётов. Я их часто пересчитывал. Они летали группами по 9 самолётов, а часто пролетали группы по 30, по 50 – 60 – 90 – 120 самолётов. Иногда стоял такой сильный гул от пролетающих самолётов, что тряслись стены домов и стёкла в окнах. И я понимал, что идёт очень страшная война, что эти самолёты летят бомбить города и уничтожать население и Красную армию. Судьба женщин в оккупации. Однажды я видел, как шла женщина, уже не молодая. Около неё остановилась машина с венгерскими военными. Вышло трое военных, схватили эту женщину, утащили её в высокую пшеницу. Там они издевались над ней. Я испугался, заполз за какой-то забор, трясясь от страха, боясь пошевелиться. Через некоторое время они вышли из пшеницы, сели в машину и уехали. Женщину они не убили, а изнасиловали. Я видел, как она, как будто пьяная вышла на дорогу, и кое-как пошла, плача, падая и поднимаясь, спотыкаясь и качаясь. Мне было её очень жалко и страшно. И только тогда я смог убежать. Как к нам в семью пришла беда. Однажды я шёл из школы и навстречу мне два вооружённых офицера СС вели аре-стованных моих маму, дедушку и бабушку. Я сильно испугался. Они увели их в тюрьму. Я прибежал домой, там осталась родная тётя и младший брат, они горько плакали, и я стал с ними громко плакать навзрыд. Их не было трое суток. И я постоянно от этого горя плакал. Я боялся, что их убьют. В это время они оказались в камере с арестованными евреями. Они там видели, как жестоко обращалась охрана с арестантами, там каждый надсмотрщик имел большую немецкую дрессированную овчарку, способную по команде броситься на человека и загрызть его. Собак в тюрьме было очень много. Оказалось, что их арестовали за то, что они зарезали свою свинью, а кожу со свиньи не сдали. Кто-то написал донос на них в немецкую администрацию. И их сразу арестовали и посадили в тюрьму. Моя тётя ходила к администрации местного населения (было и такое) и просила освободить арестованных, уповая на то, что арестованные не знали, что обязательно надо было сдавать шкуру зарезанной свиньи. Дело кончилось тем, что выписали им немцы большой штраф за нарушение законов немецкой администрации и выпустили через несколько дней из тюрьмы. Как я работал дома. У нас была большая семья, и всегда держали корову, лошадь, поросят. Я всегда помогал делать домашние работы. Отец мой умер ещё до начала войны. Я постоянно пас корову и ухаживал за ней. Гонял её на пастбище и водопой. Дедушке я всегда помогал при вспашке земли: я водил лошадь, а дедушка ходил за ручным плугом. Ещё в Польше у нас было 4 гектара земли и огород. И мы во время оккупации пахали эту землю и сеяли кукурузу и пшеницу. Помогал всегда матери, обязательно носил воду для дома. А колодец был далеко от дома, около 800 метров.
Как бомбили отряды партизан. Из нашего Станислава видно горы Карпаты. И вот туда частенько по 3-5 немецких самолётов бомбардировщиков летали и бомбили леса предгорья Карпат. Местное население называло эту местность Чёрным лесом. С пастбища, на котором я пас корову, видно было, как самолёты пикируют, потом раздаются глухие взрывы. После сброса бомб немецкие самолёты возвращались. Люди говорили, что там находятся партизанские отряды, и самолёты выполняли приказы немецкого командования по уничтожению партизан. Немцы действительно очень боялись партизан. И это чувствовалось. Они без причины не могли погулять в лесу, появиться где-то в незнакомом месте без приказа. Как немецкие военные спасались от украинских морозов. Я часто зимой наблюдал, как немецкие часовые спасали ноги от холода. На Украине зимой тоже бывают морозы до -20 градусов и на реках лёд бывает толстым. И вот у одного дома постоянно стояли часовые (говорили, что там живёт большой немецкий военный начальник). И в сильные морозы эти часовые одевали поверх сапог соломенные большие типа высоких галош изделия. Подошва была у них толстая из специально скрученной соломы. И я часто наблюдал, как часовые по несколько шагов взад и вперёд ходили в этих смешных соломенных утеплителях. А на голове была какая-то мохнатенькая меховая рыжеватая шапка. Как появился немец-владелец пастбища, на котором мы пасли коров. Среди населения распространили объявление, что пастбища, на которых мы пасли своих коров, теперь принадлежат немцу-землевладельцу, и теперь мы не имеем право пользоваться этим пастбищем. Поселился этот новоявленный землевладелец где-то в центре города с женой. Они ездили вместе с женой на бричке, запряжённой парой красивых лошадей. Новый землевладелец был солидного высокого роста, полный, лицо красное. Он носил шляпу с красивым ярко красным пером. Такие перья яркие могли быть только у попугаев. Мальчишки решили, что это перо в шляпе взято из попугая. Жена была сухощавая блондинка, одета в куртку и юбку бежевого цвета, спортивного покроя. С ними в бричке обычно сидела на поводке очень красивая большая немецкая овчарка. Но мы, мальчишки, всё равно пасли своих коров на этом пастбище. Но иногда землевладелец с женой подъезжал к пастбищу. Увидев меня с коровой, для устрашения принимался стрелять из винтовки. А собака сильно лаяла по команде хозяев. Я убегал вместе с коровой, а землевладелец довольный наведённым порядком уезжал. Говорили, что это пастбище предназначено для немецких лошадей. Табун немецких кавалерийских лошадей был более сотни голов и пас их немецкий солдат. Он был добрым человеком и разрешал нам поскакать на лошадях, держась за гривы, сгонять их на водопой и даже искупать лошадей, на которых мы скакали. Мы научились быстро ездить на лошадях без сбруи и очень были счастливы, потому что могли общаться с такими прекрасными красивыми животными. После войны при советской власти эти пастбища были использованы для создания обширного водоёма.
